На главную

1998 Асколки № 1

(Подписано к печати 27.09.1998)

Из архивов Дениса Тубусова

скачать

Литературно — художественно — поучительное издание
АБГ-клуб выражает огромную благодарность сказочникам: Инне Лактаевой, Роману Боброву, Денису Борнякову, Ире Козельской.

Подписание в печать 27.09.98 Гарнитура Таймс Нью Роман
Бумага АБГ-клубовская
Тираж 1000000 экз. ([Чес — слово!)
СКОРО, СКОРО, СКОРО…
ДЛЯ ВСЕХ, ВСЕХ, ВСЕХ
ЛЮБИТЕЛЕМ ГРУППЫ АКВАРИУМ
ВЫХОДИТ ЖУРНАЛ «ВТОРОЕ ЗЕРКАЛО»
ИЩИТЕ И СПРАШИВАЙТЕ НА «ГОРБУШКЕ»

ПРИГЛАШАЕМ К СОТРУДНИЧЕСТВУ!
Люди добрые! Поможите чем можете! Сами мы …. ( тьфу ты, что это я такое написал?) по-русски независимому журналу «ВТОРОЕ ЗЕРКАЛО» требуется поддержка. Л-Ю-Б-А-Я!
Но в первую очередь мы нуждаемся в людях, которые могут оказать содействие в тиражировании «ВЗ».
Адрес для связи с редакцией:
Куда:
(временно) 115563 Москва Борисовский проезд 44-3-392 143980 Московская обл. г. Железнодорожный ул.Пионерская 21-38
129366 Москва ул. Космонавтов 10-1-58 Кому:
Редакция журнала «Второе Зеркало»

Цена: одна на всех
ОМ МАНИ ПЭДМЭ ХУМ.
Были бы мани, а пэдмэ хум всегда найдётся!

1

Однажды Борис Гребенщиков и Александр Васильев крепко устали после концерта и заснули в метро на кольцевой линии. Очнувшись, БГ долго смотрел на часы, а Васильев тыкался в закрытые двери.
— Выхода нет! — сказал Саша сокрушённо.
— Кольцо Времени! — вздохнул БГ.

2

Однажды на гастролях в Челябинске по дороге из ресторана в гостиницу был потерян Ляпин Александр Сергеевич.
Он был разбужен в каком-то скверике громким криком прямо в ухо:
— Майор Ляпин! Предъявите Ваши документы!
Первая мысль Александра Сергеевича была: «А заподло! Если Зубарев был лейтенантом, так что ж теперь…», но потом он открыл глаза и всё понял:
— А! Надо же, я тоже Ляпин! Гитарист Ляпин. Из Аквариума.
— Какого ещё аквариума?! — майор милиции хмурился, — Документы предъявляем! Или пройдёмте в отделение!
— Не надо «в отделение»!! у меня концерт завтра в… где-то. Ох! Я — Ляпин. Гитарист из Аквариума..
— Пройдёмте в отделение!
— Подождите! Молодой человек!! — несчастный Александр Сергеевич кинулся к одинокой фигуре, нетвёрдо нарисовавшийся в конце аллеи.
— Куда?! — рявкнул милиционер, но Ляпин набегу его не слышал.
— Молодой человек! Подтвердите, пожалуйста, что я — Ляпин. Гитарист из Аквариума. Вы — то меня узнаёте? — (молодой человек покачивался и молчал). Я Ляпин — гитарист. А он, — последовало указание дрожащим пальцем на приближающегося милиционера, тоже… Он — тоже Ляпин… Молодой че…
— А, х…!!! Это я — Ляпин!!! Может те и па-прт поз-зать?! А?! Ты … — очкастый! — взмах кулака, трель свистка…
Александр Ляпин до утра в неестественной радости прыгал по улицам Челябинска Он что-то писал на стенах и без конца повторял: «Я — Ляпин, он — Ляпин и он тоже — Ляпин! Здесь все — Ляпин! Сплошной Ляпин! Повальный Ляпин! Тотальный и неизбежный!».
…Уезжая днём из города, успокоенный и посерьезневший Александр Сергеевич обернулся, чтобы ещё раз злорадно хмыкнуть, глядя на исправленную ночью надпись:
«ЧеляПинск»!

3

Ему казалось, что никогда не кончится эта штукатурка струпьями, этот стрёмный прогнивший пол, бесконечные куски гипсовой лепнины на полу… Он уже давно блуждал по этому дому, где остался, по видимому, единственным живым существом, и не находил выхода.
Какой этаж? Шестой? Он отфутболил сдувшийся мячик в виде глобуса и, восстанавливая равновесие, машинально опёрся плечом о стену. Стена качнулась. Слон?! «Здравствуй, меня зовут Джамбо», — сказал слон. «Привет! А я вот — Бэ Гэ». Он оглядел большую добродушную тушу с хоботом и не удивился слону. Его больше удивило, что на голову тому, откуда — то из-за уха, выпрыгнул заяц и бодро побарабанил по слоновьей черепушке. «Ого! — сказал БГ, — А он что тут делает?». «Он делает из меня барабан!», — засмеялся Джамбо. Услышав смех, заяц ещё больше взбодрился и стал прыгать по голове слона, выбивая ритм уже всеми четырьмя конечностями. «Хо-Хо-Хо! Ушами, ушами давай!», — смеялся Джамбо. «А слабо — хвостом?!», — вторил ему БГ. Весёлый прыгучий заяц старался так, что в конце концов скатился слону на спину. Подрыгав лапами для пущего смеха он подпрыгнул, сделал в воздухе сальто и уселся с видом «а то!». «Нравится?», — спросил слон. «Нравится», — ответил БГ.
…Огромный, рыжеватый на синеве неба, чугунный шар с грохотом пробил ветхую стену старого дома. БГ хотел увернуться…
И проснулся. Длинноволосый парень на другом конце скамейки выстукивал сразу по двум планкам сидения замысловатый ритм одному ему известной мелодии. Последний акцент!.. Парень быстро встал и запрыгал через лужи прочь по дорожке парка. БГ встал со скамейки, где его так размарйло осеннее солнышко, и пошёл догонять парня. Тяжёлые мысли о концертном составе группы и т.д. и т.п. были уже далеко. Осталось ощущение проломленной стены и чего-то неизбежного -ворвавшеюся, дарованного.
БГ так теперь и зовёт Шавкунова: «Шар Господен!».

4

Суротдинова ждали до полудня. И уже хотели репетировать без него, как дверь скрипнула, и в проёме нарисовался Сур, снимая на ходу странную чёрную шляпу. Остальной наряд был ещё более странен.
«Ты у нас теперь не Сур, а Сюр! — не удержал остроумия Борис Борисович, — А сутану-то с Сакмарова снял? И что это с тобой сегодня?». — «Сегодня у меня тридцать второе мая», — сказал Суротдинов. «Только у тебя?», — попытался уточнить Ляпин. «Нет», — спокойно сказал Сур, приглаживая волосы. И кивнул на окно.
Кудрявцев подбежал к окну и буквально упал на подоконник, оставшись в комнате только наполовину. Через пару секунд он присвистнул и продемонстрировал остальным участникам группы сияющее лицо: «Там такой розарий!». Все вскочили с мест и ринулись к Кудрявцеву. «Полюбуйтесь! Минимум тридцать! И все как одна!», — комментировал он.
Около тридцати юных девушек в тёмно-серых платьях с большими белыми воротниками и в белых крахмальных чепцах застыли в скромном ожидании под окнами студии, у каждой был футляр со скрипкой или альтом, некоторые трогательно прижимали свой инструмент к груди — во всём чувствовалась неподдельная чистота и свежесть. «Мама…», — пролепетал Шавкунов.
БГ, почти уже понимая, обернулся к Суротдинову: «Ты так хотел?». — «Они. А, может быть, я. А, может быть, просто оно нужно хоть однажды — тридцать второе мая», — чёрный глаз хитро подмигнул в прорези белой карнавальной маски. В дверь осторожно постучали, потом открыли: «Маэстро!», — тихо позвал невинный девичий голос. Сур положил маску на стол и двинулся к выходу. «Грациа», — он принял из рук юной монахини свою канторскую шляпу. Напоследок он улыбнулся друзьям своей обычной улыбкой, но сегодня она уже не казалась загадочной: «Чао, синьоры!», — и вышел прочь.
В комнате воцарилась тишина. Ветер с моря колыхнул занавеску, и в окно ворвался звук колокола. Вслед за этим стало слышно, как сотни испуганных голубей поднялись на крыло над площадью Сан-Марко.

5. БАЙКИ. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КЛАССИКОВ.

Часть номер раз
Сидит как-то ББГ дома. Просто так. И все бы ничего, но только сидит он какой-то грустный, безрадостный, делать нечего. Короче — скучно. Погода пакостная. Почитать чего — не хочется. Сказку какую, что ли, или, там, песню написать — лениво. Вот так и пребывает, значит, Борисыч дома: то присядет, то побродит по квартире, в окно скучающим взглядом посмотрит, опять присядет.
Чайку попьет и думает, ну прямо как известный философ-материалист и предшественник русской социал-демократии Чернышевский Н.Г. в мрачных и сырых казематах Петропавловской крепости: “Что делать?! нет, ну что делать-то?!”
Полдня так задумчиво сидел Борис Борисыч.
И вдруг как троллейбусной дугой его осенило. Неизвестно отчего, но всплыла вдруг в памяти известная фраза еще одного видного теоретика и классика чего-то там Вовки Бульонова-Пельменина: «Напиться, напиться и еще раз напиться!!!»
— А почему бы и нет? — подумал герой нашего повествования.
И оставшееся время было проведено с необычайной пользой и приятностью.
И день, в результате, не был потерян зря.

Часть номер ещё раз
С устно-письменным творчеством видного теоретика и классика чего-то там, а также бывшего всеобщего дедушки Вовки Бульонова связан еще такой казус:
Репетирует, бывало «Аквариум» (Да-да! И такое случалось!). Ну, понятное дело, музыку там всякую разную поигрывают, анекдоты рассказывают. За жизнь, опять-таки разговаривают. Порепетируют, значит, таким образом какое-то время. Потом, естественно, перерыв надо устроить. Отдохнуть. Присядут, закурят. И все бы хорошо, но… Чего-то не хватает. Вот так и кажется, что еще б чего-нибудь, и было бы не то, что хорошо, а намного лучше. Ну просто замечательно было бы. Ну, натурально — неспроста все это всеобщее ощущение.
Призадумаются участники коллектива, переглянутся, перемигнутся, и…
Глядь — Гаккель уже стаканы достает, Титов закусочку откуда-то вынимает и раскладывает, а Липин давно уже дверь с другой стороны за собой закрыл и в соответствующий магазин убёг. Гребенщиков же посмотрит-посмотрит на такие дела, и, как самый дальновидный, со словами: «А у меня с собой!», — заранее припасённую ёмкость достанет.
Ну, потом, понятное дело — усядутся все кружком рядышком, выпьют-закусят, закурят. Потом повторят. Порепетируют чуток. И действительно — и играется намного лучше, и настроение у всех отличное и всё просто замечательно!
Идеи творческие, опять же, ну прямо фонтаном бьют. «Римским» архитектором Растрелли перестроенным. Или того круче — как «Большой каскад» в Петергофе. Не репетиционный процесс, а праздник жизни какой-то, честное слово!
А Боб сядет тихонечко где-нибудь в сторонке, возьмёт сигаретку, и глядит, хитро прищуриваясь на эго безобразие. И не просто так, а думает в это время: «Хороший у нас всё-таки коллектив. Люди замечательные, а главное — понятливые. И так все сработались отлично! Да и сам я тоже не хухры-мухры между прочим! Да … Владимир Ильич хоть и сука был, но в чём-то был прав. Действительно — «кадры решают всё»…
Вот такая вот история.
Часть номер и ещё раз, эх, раз, ещё раз, ещё много-много… Нет! Пока хватит! К Цыганам!

6. ЕСЛИ ЧТО-ТО НЕ ДЕЛАЕТСЯ, ТО ЭТО К ЛУЧШЕМУ.

Знаете ли Вы, что зело Гребенщиков не любит Майкла Джексона? Причем совершенно неизвестно почему. Можно только предположить, что из-за музыкальных разногласий. Но, в общем-то неважно из-за чего. Главное — сам факт того, что сильно не любит Боб Джексона. Ну просто
шибко. Так и говорит: «Этот Мишунька -……». Но, впрочем, мы лучше
несколько умолчим по некоторым причинам непечатного характера, что же говорит Боб на эту тему. Потому что ну настолько он отрицательно к Джексону относится, что так вот и кажется: встретит этого белого негра -и сразу словом каким нехорошим обзовёт.
Но чего-й то не встречаются они. Ни Борисыч — Джексону, ни Джексон -Борисычу.
А, может, оно и к лучшему?

7. ОДНО ДРУГОМУ НЕ МЕШАЕТ

Где-то далеко-далеко, в глухом лесу, на темной-темной поляне.. В общем, стоит в лесу дом. И ничего, хорошо так стоит. Хороший такой дом. Деревянный. Даже с трубой. И, судя по всему- с печкой. Русской. Короче, полный ништяк.
Вы, наверняка, хотите спросить, и скорее всего, полюбопытствуете:
-А причем здесь, собственно говоря, Борис Борисович Гребенщиков?
«Причем, причем?»- А чего вы меня спрашиваете? Я-то откуда знаю? Я, можно сказать, просто никакого понятия об этом не имею. Больше того — я очень подозреваю, что они друг к друг> вообще никакого отношения не имеют. Ни Борис Борисович Гребенщиков к дому, ни дом, соответственно к нему. И даже не знают о взаимном существовании. Не мешают, опять же таки друг другу, и то хорошо. Так и поживают. Хорошо бы подольше.

8. КТО, КАК НЕ ОН…

Однажды Гребенщиков встретил барабанщика-самоучку Шара.
— Привет, Шар, — сказал Гребенщиков.
Но Шар вместо ответа достал из своих модных пианов барабанные палочки и давай, давай ими Гребенщикова охаживать. Чуть до смерти не загнжат бедолагу. Хорошо, что у того друг-доктор был, а то кто бы тогда «Лилит» с The ВашГом замутил? Шар со своими палочками для барабана что ли?

9. СТРАННЫЕ СНЫ О СТРАННОМ

Однажды, когда за окном БГовской квартиры братья Черепановы прокладывали первую в России монорельсовую дорогу, Боб поперхнулся горячим паяльником, хотя в холодильнике ещё оставалось немного пенопласта. Проходивший в это время Никому Неизвестный Татарский Хан плюнул в потолок и прошёл мимо страдающего. Когда Никому Неизвестный Татарский Хан возвращался назад, то заметил несчастного, лучезарно улыбнулся и с подкупающим простодушием, гася о пол тлеющий гимназический ранец с книгами спросил:
— Хорошие ноне погоды стоят, не правда ли, достопочтенная? Но Боб лишь мелко вздрагивал и затравленно вращал вылезающими из орбит глазами небесно-голубого цвета.
— Стоят погоды ноне хорошие, не правда ли, достопочтенная? -повторил свой вопрос хан.
В ответ Боб дёрнулся, широко открыл рот, театрально махнул своей рукой и…
— Ом-м-м-м…
… упал в нирвану…
Хан пожал плечами и пошёл своей дорогой, тщетно пытаясь понять тайну русской души.